За откровенность, прямоту,
Тебе Серёжка верит твой —
Будь верным слову своему!
Знай, что во мне сейчас идёт
Борьба характера и воли
Теперь уж я совсем не тот
И не хочу таким быть более.
Ты прав, что этот эгоизм —
Мой злейший враг и недостаток.
Но у меня есть оптимизм —
Хочу стать более богатым
Своей духовной красотой.
О том не думал я когда-то
Теперь то — долг высокий мой!
Свои я знаю недостатки,
Ведь от себя не убежишь
Я с ними не играю в прятки,
Как с Kэтцхеном играет мышь.
Я им войну теперь устрою
Я суть души своей раскрою —
Я Человеком должен стать,
А то стихов мне не писать.
Ведь жить нельзя двуличной жизнью —
Писать одно, а быть другим,
Перенимать повадку лисью,
А быть, фактически, слепым.
Ведь мы живём в век перестройки,
Век для кого-то очень горький.
Коль те не могут то понять,
Я должен против них восстать!
Вот и в «Ущелии смирновском»
Скрывалось зло в прикрытии ловком.
Только не смог ему я дать
Спокойно дальше процветать.
Жил там наглец, был "самый важный",
Тупой внутри, хоть и "отважный" —
Над новичками он смеялся,
Над малышами издевался.
Когда он старших оскорблял
Себя героем он считал.
Но что всего ужасней было —
Ребят тем удовлетворял.
Терпеть не мог я это долго,
Девчонок защищал — что толку?
И чем не дальше время шло,
Тем зло его сильней росло.
Что воровство там процветает
Продуктов — это каждый знает.
Но как ни странно — все молчат,
Бороться с этим не хотят,
Еду ворованную делют,
Но возмущаться и не смеют.
Средь них... и комсомольцы есть!
Где ж комсомольская их честь?
И кто ж ворует? — спросишь ты —
Приспособленцы, подлецы?
Как ни печально, это так
А каждый вор ещё пошляк.
И жизнь двуличная у них,
Нет я не понимаю их!!! —
Одни и те же разговоры,
Где мат гуляет через слово.
О чём они? — лишь о разврате,
О деньгах, прибыли, растрате.
Всё в шутках диких и подколках,
Я жил как буд-то на иголках.
Им абсолютно всё смешно...
Там никогда не унывают,
Из шкуры вон все вылезают
И человека унижают
Им радостно то, что грешно.
Над слабым сильный там хозяин
Что хочет — делать заставляет.
Никто ничто не замечает, —
Всем очень "хорошо".
Нет, я той жизни не поддался
И за девчонок заступался.
И не взлюбил меня нахал —
Я поперёк дороги встал.
Что ж, у меня характер добрый,
Он видел это — не дурак,
Тогда он стал "шипящей коброй",
Да, в этом деле он мастак.
Он "вокруг шеи обвивался",
Острил, как мог и издевался,
Грозил мне "зубом ядовитым",
Мол, только тронь — будешь убитым!
В чём заключался его яд? —
А в том, что у него есть брат,
Что среди местных поселковых
Полно его друзей, знакомых,
Ну и других полно угроз.
Я не воспринял их всерьёз.
За мной теперь стояло Слово,
Оно уже было готово:
Коль я ответить не сумею,
Себя коль не преодолею,
Душой тогда погибну я,
А будет жить лишь тень моя...
Лишь тело подлое по свету,
Души в котром просто нету,
Скитаться будет, глотку драть,
О честности стихи писать...
И все его на белом свете
За это будут презирать.
Но ты не знаешь — это новость
Есть то, что будоражит совесть,
Есть настоящая Любовь.
Я до сих пор Ей твёрдо верен
И изменять Ей не намерен,
Она душой моей владеет
Сильней и больше вновь и вновь.
Когда бы как ни поступал я,
Я думаю, а что б сказала
Любовь моя, узная обо всём.
И мысленно я рассуждаю,
И вот уже я твёрдо знаю,
То что одно моё решение
Она воспримет с одобрением.
Коль я иначе поступлю,
Её я сильно огорчу.
Слова «Мне стыдно за тебя»,
Жгут душу, по стеклу скребя.
Они и подняли мне силы,
Которых мало очень было.
И я решил впредь не бояться,
Пред ними в полный рост подняться!
Я знал, что мог один остаться
И что не раз придётся драться.
Но нет, я не один, как прежде
Мои друзья меня поддержат!
Я это знал и жил с надеждой,
Что я не стану жить, как прежде.
И в окружении этих льдин
Терпеть я всё не буду более,
Но мужество и силу воли —
Я всё приобрету!
Победа принесёт мне счастье —
Что может быть его прекрасней —
В борьбе за доброту?!
Что ж, было всё — пришлось мне драться
И честно всем во всём признаться.
Со всех я маски посрывал
И всё, что знаю, рассказал.
А самый наглый тот нахал
Из санатория сбежал.
Да, справедливость победила!
Не так уж всё и страшно было.
Теперь готов я ко всему,
И всё, как должное, приму.
Если не говорить детатьно,
Сейчас пока что всё нормално.
Теперь не лезут к малышам,
И, вроде, лучше стало там.
Внутри они не изменились,
А новой маской лишь прикрылись.
Шут с ними, я не воспитатель,
Я их злодейств лишь есмь предатель.
Уметь честь надо защищать,
Никак нельзя её терять!
Теперь никто меня не водит
И в красноречиях своих
Меня все стороной обходят
И в отношеньях неплохих.
Да, среди них счас одинок я,
Нет у меня средь них друзей.
Но до сих пор скучать не мог я —
Работой занят я своей:
Пишу, учу язык немецкий.
Таков характер мой стрелецкий.
Хочу любить тебя я сильно,
Так будь со мною воедино.
Давай вдвоём добру учиться
И только к лучшему стремиться,
Ведь если будем мы вдвоём,
Если друг друга мы поймём,
Так славно все мы заживём!
Я цель перед собой поставил —
Советским человеком стать.
Голос Любви меня заставил
Себе поблажки не давать.
Всему сейчас надо учиться —
Учиться жить, людей любить
И, коль в тебе я не ошибся,
Если ты правда бросил пить,
То я горжусь тобой, отец,
То тыщу раз ты молодец!!!
Ошибок много в жизни нашей
Но жизнь не кончена пока,
А потому нельзя быть кашей.
Дорога жизни далека.
Прости меня за откровенность...
В твоей руке моя рука!
Это письмо я написал отцу из санатория «Смирновское ущелье», в котором я в течение полутора лет отбывал срок своего лечения с диагнозом «эксудативный плеврит» . Я тогда был девятиклассником. Интересно то, что я на тот момент был совершенно неверующим (ни в Бога, ни в Библию) человеком. Кэтцхен — это имя нашего кота, что в переводе с немецкого означает «котёнок». Когда я писал отцу о ворвстве и круговой поруке, я ни в коем случае не имел в виду ни сотрудников санатория, ни медицинский персонал. Речь шла об окружавших меня юношах-старшеклассниках, ведущих полукриминальный (так сказать "блатной") образ жизни и мышления, имеющих своё устрашающее влияние на всех остальных.
Комментариев нет:
Отправить комментарий